207
цитаты, использования отд. образа, словосочетания или даже эпитета. Исследование «перекличек» С. с рус. лит-рой XIX—XX вв. также шло различными путями. Характерны два основных направления разысканий. Одно из них сосредоточено на выявлении заимствований, образов, мотивов, цитат из С. Второе содержит функциональный подход, связ. с изучением традиций рус. средневековой лит-ры и фольклора в лит-ре нового времени и с осмыслением особенностей поэтики конкретных художников С.
Изучение воздействия С. на лит-ру нового времени началось работой Н. Н. Трубицына (1912), показавшего восприятие памятника в традициях восприятия фольклора, продолжено и углублено в работах В. В. Сиповского (1930), указавшего следы влияния С. на рус. прозу нач. XIX в., С. К. Шамбинаго (1934), проанализировавшего худ. переложения С., и Ю. В. Панышевой (1939), проследившей влияние С. на рус. поэзию от Н. М. Карамзина и А. Н. Радищева до В. Саянова и П. Шубина.
В последующие годы с обзорами Р. выступали С. В. Елеонский, И. П. Еремин, В. И. Стеллецкий, Л. А. Дмитриев, Л. Ф. Ершов, Ф. Я. Прийма, Л. И. Сазонова, В. Ю. Троицкий. Особый подход присущ статье Ю. М. Лотмана (1962), рассмотревшего поэтику рус. лит-ры XVIII в. и представления того времени о поэтике отеч. фольклора, что во многом предопределило и восприятие С. рус. поэтами и прозаиками перв. трети XIX в. В особом ключе рассматриваются Р. из С. в работах А. М. Панченко, И. П. Смирнова, Г. А. Левинтона, сосредоточившихся в основном на Р. в поэзии XX в.: они анализируют «метафорические архетипы» в поэзии С. Есенина, В. Маяковского, В. Хлебникова, ставят вопрос о проблеме «чужой речи» в лит. памятниках нового времени.
Трудами назв. исследователей достаточно полно охарактеризовано влияние С. на рус. лит-ру нового времени, отмечены изменения в восприятии С., объясняемые прежде всего собств. эстетич. установками и пристрастиями обращавшихся к С. писателей и поэтов, общим «стилем эпохи», господствующими лит.-эстетич. принципами и т. д.
Р. (понимаемые как использование отд. образов С., его мотивов, метафор, лексики, стилистич. приемов, равно как и целые произведения, созданные «по мотивам» С.) наблюдаются сразу после его открытия и Перв. изд. Одна из самых устойчивых Р. — это образ Бояна, воспринятый в предромантич. представлении об эпич. певце, обнаруживается уже у М. М. Хераскова (поэма «Бахариана», 1797). Это представление было развито Карамзиным («Пантеон российских авторов», 1801), который, по словам Е. Осетрова, «явился зачинателем «оссиановского» восприятия Игоревой песни» (см. также Оссиан). Статью о Бояне в его «Пантеоне» Осетров назвал «своеобразным эстетическим манифестом» (Мир... С. 162—163). Имя Бояна во мн. ч. как нарицательное использовал В. Т. Нарежный («Песнь Владимиру киевских баянов», 1798). Обращение Радищева («Песни, петые на состязаниях в честь древним славянским божествам», 1807) к теме Бояна связывается некоторыми исследователями с его пониманием прошлого рус. народа, в аспекте просветит лит. тенденции. «Радищев, широко используя „Слово о полку Игореве“, не счел его адекватным выражением» этого прошлого, и «политическое мышление автора „Слова“ оказалось ему чуждым» (Лотман. «Слово...» и ... традиция... С. 356).
208
Прийма в своих статьях и книге «„Слово“ в ист.-лит. процессе» рассматривал Р. С. в поэзии Г. Р. Державина (опера «Добрыня», 1804; трагедия «Евпраксия», 1808), который, подобно мн. поэтам кон. VIII — нач. XIX в., воспринимал С. как образец для ист. произведений на древнерус. тему. Державин почувствовал близость С. поэзии Оссиана и сканд. эпосу. Прийма обнаруживает мотивы С. также в неосуществл. замысле Н. И. Гнедича. Стилистич. влияние С. ощущается в повестях Нарежнего («Славянские вечера», 1809), П. Ю. Львова («Повесть о Мстиславе Володимировиче», 1808), П. Катенина («Повесть о первом сражении русских с татарами под предводительством князя галицкого Мстислава Мстиславича Храброго», кон. 1810-х), в творчестве исследователя и интерпретатора С. А. Х. Востокова («богатырская повесть» «Светлана и Мстислав», 1802; 1-е изд. 1806; «Певислад и Зора», 1806). В его стихотворении «Русские реки в 1815 году» была сделана «попытка освоения патриотических традиций» С. (Прийма. «Слово» в ист.-лит. процессе. С. 96). Характеристика Бояна как древнего эпич. поэта сохранилась в рус. лит-ре нач. XIX в., получив под воздействием событий Отеч. войны 1812 и последующих декабристских настроений героическую и свободолюбивую тональность. Боян стал певцом свободы и ратных подвигов («Певец во стане русских воинов» В. А. Жуковского, 1812; думы: «Боян», «Владимир Святый», «Рогнеда» К. Ф. Рылеева; «Баян к русскому воину при Димитрии Донском», «Песнь Баяна при начатии войны», «Услад» и «Песнь Барда» Н. М. Языкова).
Оценка воздействия С. на рус. лит-ру кон. XVIII — нач. XIX в. неоднозначна. Лотман, в работе 1962 поставивший вопрос о восприятии искусства одной эпохи глазами другой (представления о Древней Руси в сознании ученого-историка перв. пол. XIX в., его ист.-полит, кругозор; взгляд на взаимоотношения славян и норманнов, сравнение С. с «оссианизмом» и анализ образа Бояна), пришел к выводу о том, что «в контексте XVIII века нет места для подобного памятника» и что С., несмотря на огромное эмоциональное воздействие на писателей начала XIX в., «не раскрылось перед ними во всей полноте» («Слово...» и ... традиция ... С. 405). По мнению же Приймы, «эстетика предромантизма и сентиментализма оказала сильнейшее воздействие на характер восприятия „Слова“ художественной мыслью первой четверти XIX в. И этому в немалой мере способствовало то понимание древней поэмы, которое было сформулировано в „Пантеоне“ Карамзиным» («Слово» в ист.-лит. процессе. С. 214). Нельзя не упомянуть и о Бояне в пушкинском «Руслане и Людмиле», однако это тема, требующая особого рассмотрения (см. А. С. Пушкин).
Др. устойчивая Р. С. — Плач Ярославны и вообще образ любящей княгини, получивший в рус. лит-ре XIX в. приподнято-романтич. окраску. Наиболее значительно влияние Плача ощутимо в творчестве Ф. Н. Глинки (стихотворение «Сетования русской девы», 1812), которому принадлежит и пересказ-переложение С., включающий стихотв. перевод отрывков из Плача. «В первой половине XIX века на манер Хераскова, у которого Ярославна плакала „будто Горлица стенящая... заставляя плакать нас“, появляются многочисленные переложения плача Ярославны слащаво-сентиментального характера» (Дмитриев. Литературная судьба... С. 55). Среди других исследователи особо отмечают «Плач Ярославны» И. И. Козлова, посвящ. З. А. Волконской (1825). Много Р. С. находят в прозаич. произведениях перв. четв.
209
XIX в. (у А. Ф. Вельтмана, Нарежного, П. Ю. Львова, М. В. Крюковского, М. Н. Загоскина). В основном это «инкрустация» собств. соч. отд. речевыми оборотами и образами С., не меняющими их поэтики.
«Если же оценивать в целом звучание „Слова“ в первой четверти девятнадцатого столетия, то обращение к нему в эпоху наполеоновских войн столь же знаменательно, как переделка поэмы поражения в гимн победы в пору Куликовской битвы» (Осетров. Мир... С. 172). Исследователь обнаруживает перекличку со С. в творчестве Н. В. Гоголя (в «Тарасе Бульбе», «Вии», «Страшной мести»), а именно: общую тональность, единство разнообразия и богатство ритмов (С. 179). Об этом писал также Прийма.
Во втор. пол. XIX в. наиболее заметным поэтич. явлением в связи со С. стала «Песнь гусляров» из 2-го действия пьесы «Снегурочка» А. Н. Островского (1873) — «одна из самых удачных поэтических вариаций на тему „Слова о полку Игореве“» (Дмитриев. Литературная судьба... С. 60), прежде всего благодаря своей близости к поэтике С. Исследователи, обращавшиеся к вопросу влияния С. на рус. лит-ру рубежа XIX и XX вв., отмечали внимание поэтов и писателей этого времени «к трагической стороне памятника — гибели Игоревой дружины в бескрайней дикой степи» (Там же). Прежде всего следует назвать произведения И. А. Бунина: «Ковыль» 1894), «Князь Всеслав» (1916), рассказ «На Донце» (1895). Его интерес к С. объясняется особым «чувством истории», характерным для Бунина и пронизывающим многие его соч., вобравшие отд. мотивы С. («Жизнь Арсеньева»). Обращение к древнему памятнику таких поэтов, как К. К. Случевский, В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Ф. К. Сологуб, закономерно для разных этапов творчества каждого из них и для эпохи в целом, так как нач. XX в. было переломным моментом в истории России, когда с особой остротой осмыслялись ее истоки. Это отразилось в творчестве старших (Вяч. Иванов) и младших (А. Блок, Андрей Белый, С. Соловьев, М. Волошин) символистов. Обращение к С. было обусловлено в эту эпоху определенным отношением к ист. времени и ориентацией поэзии начала века на культурные традиции (прежде всего мифологические), на «чужое слово» в широком контексте.
Особое место в истории Р. С. в рус. поэзии XX в. занимает творчество Блока (цикл «На поле Куликовом», 1908; «Родина», «Зачатый в ночь, я в ночь рожден...», «Новая Америка»). 1908 — год создания цикла «На поле Куликовом» — переломный в судьбе и поэтич. творчестве Блока, и воспринимать стихи цикла, во многом связанные со С., с повестями о Куликовской битве, с уст. нар. творчеством (что показано в статье Смирнова и Левинтона), следует в аспекте раздумий поэта об ист. судьбах и путях России в это время (см. также статью В. Паперного и статью И. С. Правлиной: Формирование лирической трилогии // Лит. наследство. М., 1987. Т. 92, кн. 4. С. 620—635). Образ «Девы-Обиды» отразился в стихотворении Блока «Скифы» (1918). Обращение Блока к С. придавало не просто «колорит древности» его стихам, но обусловлено было особыми творч. и идейными устремлениями поэта, создавало поэтику всего цикла. Образ разбуженной природной стихии, грозы как некой исторически необратимой силы, вызвавший поэтич. ассоциации со С., характерен для сонета Волошина «Гроза» (см. Дмитриев, А. В. Десницкая, Сазонова). «В этом
210
сонете, как и в бунинском „Ковыле“, мир настоящего передан как мир далекого прошлого» (Смирнов. Цитирование... С. 266). По мнению Смирнова, младшие символисты, стремясь раскрыть вечное в преходящем, использовали не столько уникальные особенности худ. системы С., сколько общие места фольклора и лит-ры. Отд. тема — обращение к С. Велимира Хлебникова («Война в мышеловке», «Внучка Малуши»), для которого, по словам Ю. Н. Тынянова, С. «вдруг оказывается более современным, чем Брюсов» (Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка: Статьи. М., 1965. С. 295). Методика цитирования С., характерная для Хлебникова и отчасти Маяковского, сопоставлена исследователями с «нормами подхватывания чужой речи» в поэзии М. Цветаевой (Смирнов. Цитирование... С. 263). У постсимволистов наблюдается иное переосмысление «ключевых текстов» рус. культуры, в частности С. Оно становится, по мнению исследовавшего этот вопрос Смирнова, более радикальным, чем в предшествующем периоде, а главное, время поэтами-постсимволистами переживалось иначе. Оно теряло однонаправленность и воспринималось как пространство. «Быть может, именно по этой причине постсимволисты обычно очень высоко оценивали „Слово“, где временные значения передаются по преимуществу с помощью пространственной лексики» Там же. С. 262. Примеч. 32). В творчестве акмеистов поэтич. интерес к С. не ослабевает. В их поэзии «ощутим перевод цитат из „Слова“ в положение стереотипов культуры». Это наблюдение включает в круг поэтов, испытавших воздействие С., О. Э. Мандельштама и А. А. Ахматову. «В революционные годы отдельные образы и поэтические обороты „Слова о полку Игореве“ используются в поэзии и прозе при описании героической борьбы за советскую власть» (Дмитриев. Литературная судьба... С. 62). Это, напр., повести Б. А. Лавренева («Кровный узел», 1919), А. Г. Малышкина («Падение Даира», 1923), Н. Н. Никитина («Бунт», 1923). Обращение Малышкина к С., по мнению Ершова, «затрагивает саму эстетическую основу повести, начиная от композиции и принципов создания художественных образов и кончая стилем» (С. 67). Исследователи особо выделяют в этом ряду «Думу про Опанаса» Э. Багрицкого (1926), соединившего прямые цитаты из С. с приемами обращения к укр. фольклору. В рус. лит-ре XX в., в отличие от предшествующей эпохи, образ Ярославны как источник многочисл. Р. приобретает большее звучание, чем образ Бояна. Изменяется его восприятие. Этот образ «в наше время освобождается от „романсного“ восприятия его, столь характерного для XIX века, осмысляется как образ глубоко лиричный, но в то же время наполненний духом патриотизма, самоотверженности, как символ женской верности, как символ русской женщины вообще» (Дмитриев. Литературная судьба... С. 66). В немалой степени обращению поэтов в кон. 30-х Плачу Ярославны и вообще к тексту С. способствовало появление новых переводов и переложений в связи с 750-летним юбилеем С. Однако «сам выбор отрывков из „Слова“ и их интерпретация определяются не столько юбилейностью даты, сколько предчувствием надвигающихся грозных событий» (Там же). Восприятие образа Ярославны как символа жен. верности и мужества в годы Вел. Отеч. войны характерно для поэзии О. Ф. Берггольц, Н. Л. Брауна, Л. К. Татьяничевой, В. Н. Зотова. Важное место в сов. поэзии занимает поэма П. Г. Антокольского «Ярославна» (1944). Характерно, что к
211
этой теме обратился поэт героико-романтич. склада, чьему творчеству присущ особый «историзм». После войны, когда был опубликован новый стихотв. перевод С. Н. А. Заболоцкого (1945—46), появляется ряд произведений, напис. по мотивам С. или использующих его образы, лексику, стилистич. элементы (стихотв. цикл В. Сосноры 1962, переложение-интерпретация А. М. Домнина, 1971, стихотв. прочтение Г. Ф. Карпунина, 1983, «поэтический пересказ» Г. П. Панова). Р. С. далеко не все выявлены и изучены. Особый интерес представляют те писатели и поэты, которые сознательно не обращались в своем творчестве к древнему памятнику, но тем не менее испытали его воздействие. Степень этого воздействия и разнообразие функций и значения элементов поэтики С. в лит. текстах нового времени требуют детального изучения.
Лит.: Трубицын Н. Н. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX в. СПб., 1912. С. 308—379; Сиповский В. В. Следы влияния «Слова о полку Игореве» на русскую повествовательную литературу первой половины XIX в. // ИпоРЯС. 1930. Т. 3, кн. 1. С. 239—257; Шамбинаго С. К. Художественные переложения «Слова» // Слово — 1934. С. 199—227; Скосырев П. Художественные переводы и переложения «Слова о полку Игореве» // Слово — 1938. С. 50—78; Панышева Ю. В. «Слово о полку Игореве» в русской и украинской поэзии XIX—XX вв. // Учен. зап. ЛГУ. № 47. Л., 1939. Сер. филол. наук. Вып. 4. С. 304—319; Елеонский С. Ф. Поэтические образы «Слова о полку Игореве» в русской литературе конца XVIII — начала XIX вв. // Слово. Сб. — 1947. С. 95—123; Еремин И. П. «Слово о полку Игореве» в русской, украинской и белорусской поэзии // Учен. зап. ЛГУ. № 90. Л., 1948. Сер. филол. наук. Вып. 13. С. 35—59; Стеллецкий В. И. 1) «Слово о полку Игореве» в художественных переводах и переложениях. // Слово — 1961. С. 279—310; 2) A. A. Blok und das Lied der Heerfahrt Igors // ZfSl. 1971. Bd 16. H. 4. S. 557—580; 3) А. А. Блок и древнерусская литература: («Слово о полку Игореве» и «Задонщина») // Лит. учеба. 1980. № 5. С. 175—182; Лотман Ю. М. «Слово о полку Игореве» и литературная традиция XVIII — начала XIX в. // Слово. Сб. — 1962. С. 330—405; Дмитриев Л. А. 1) «Слово о полку Игореве» и русская литература // Слово — 1967. С. 69—92; 2) Литературная судьба «Слова о полку Игореве» // Слово — 1985. С. 49—72; Ершов Л. Ф. Русский советский роман: Национальные традиции и новаторство. Л., 1977. С. 64—71; Евреинова Н. Н. Цикл стихов А. Блока «На поле Куликовом» и его источники в древнерусской литературе // Рус. сов. поэзия и стиховедение. М., 1969 [рец.: Смирнов И. П. В ожидании объединения // РЛ. 1970. № 4. С. 220]; Панченко А. М., Смирнов И. П. 1) Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX в. // ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 33—49; 2) К интерпретации стихотворного текста Есенина «Не пора ль перед новым посемьем...» // РЛ. 1971. № 4. С. 141—148; Рааб М. Образ древнерусского человека в поэзии пушкинского времени // ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 13—32; Левинтон Г. А. 1) К проблеме литературной цитации // Материалы XXVI науч. студенч. конф. Литературоведение. Лингвистика. Тарту, 1971; 2) Заметки о фольклоризме Блока // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978. С. 175—180; Паперный В. К вопросу о поэтическом механизме исторического мышления Блока (Цикл «На поле Куликовом») // Рус. филология. Тарту, 1977. Вып. 5. С. 60—69; Левинтон Г. А., Смирнов И. П. «На поле Куликовом» Блока и памятники Куликовского цикла // ТОДРЛ. 1979. Т. 34. С. 72—95; Двинянинов Б. В. «Слово о полку Игореве» в юношеской лирике С. Есенина // С. А. Есенин: Эволюция. Творчество. Мастерство. Рязань, 1979. С. 68—74; Прийма. «Слово» в ист.-лит. процессе (главы 6—9); Десницкая А. В. Киммерийская тема в поэтическом творчестве М. А. Волошина // Волошинские чтения: Сб. науч. трудов. М., 1981. С. 35—48; Осетров Е. Мир Игоревой песни: Этюды. 2-е изд. М., 1981; Смирнов И. П. 1) Цитирование как историко-литературная проблема: принципы усвоения древнерусского текста поэтическими школами конца XIX — начала XX в.: (На материале «Слова о полку Игореве») // Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэтики: Блоковский сб. 4. Тарту, 1981. С. 246—276; 2) Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 4. Wien, 1981. S. 176—210; Дмитриев Л. А., Михайлов А. И. «Слово о полку Игореве» в русской советской поэзии // РЛ. 1985. № 3. С. 16—30; Мончева Л. И. Традиции «Слова о полку Игореве» в русской литературе XIX в. // Болг. русистика. 1986. № 3. С. 65—68; Сазонова Л. И. 1) «Слово о полку Игореве»
212
в русской поэзии XX в. // Слово — 19861. С. 462—481; 2) «Слово о полку Игореве» в поэтических контекстах XX в. // Слово. Сб. — 1988. С. 315—335; Троицкий В. Ю. «Слово о полку Игореве» в творческом сознании русских романтиков 20—30-х годов XIX в. // Там же. С. 293—306.
М. В. Рождественская
Смотреть больше слов в «Энциклопедии "Слова о полку Игореве"»